Сегодня, 10 апреля, Александр Лукашенко провел встречу с руководителями и коллективами крупнейших государственных СМИ, передает БелТА. Подведем итоги.
Про СМИ
«СМИ – это святое. И если государство может держать в руках эти СМИ, финансируя, поддерживая и прочее, особенно электронные, – государство это должно делать. Это очень государственное дело. А если частные, то мы должны так договориться с частником, чтобы он обязательно соблюдал свою договоренность».
«Средства массовой информации превратили в оружие. И, знаете, это оружие мощнее, чем ядерное. Потому что малый заряд в виде какой-то новости мгновенно охватывает всю планету. И по силе убийственного воздействия, не факт, что ядерное оружие мощнее».
Про телевидение и журналистов
«Очень прошу вас и жесточайшим образом требую: сделайте телевидение лучше. Чтобы картинка была и подача материала. Чтобы журналист сказал два предложения, но в точку. Я хочу смотреть только свои каналы. Я слишком националистичен в этом плане».
«Я считаю, что в мире вы лучшие. И не потеряйте это.
Вы могли, вместе со мной, конечно, посеять полный хаос и бардак в стране. Но вы придерживались какого-то стержня.
Так всегда в жизни должно быть. Старшие журналисты это точно понимают. Вы от него не отошли, не заврались. Я вас не подвел к тому, чтобы вы продавались за копейку».
Про иностранных агентов
«Если мы говорим об иноагентах, мы должны прежде всего создать единые критерии для определения таковых. Выражаясь фигурально, продумать единые бирки. Но сразу встает вопрос, как же мы будем реализовывать на практике это решение?
Не усложнит ли это наши отношения с Россией, чьи СМИ порой о нашей стране показывают непонятно что? А ведь бирки придется вешать не выборочно, а на всех, кто подпадет под соответствующие критерии.
Не надо забывать и того, что к западным иноагентам у нашего народа иммунитет привит. А к восточным?»
«Когда придет время, наступит такая необходимость – я с этими иноагентами разберусь в течение суток. Пока же главное – привить иммунитет от недобросовестной информации».
Про смерти в армии и «дело Коржича»
«Я лично очень болезненно воспринимаю, когда в армии гибнут люди. Это недопустимо для меня, как человека, и срочную службу отслужившего, и офицера, служившего в армии. Для меня это недопустимо, потому что я знаю, к чему приводит головотяпство.
Это головотяпство, когда из БМП, крупнокалиберного пулемета расстреливают солдата на стрельбах. Это даже не учения.
То же самое и по Коржичу. Ситуация на моем контроле и там жестоко разбираются. Обязательно разберемся и держим в курсе дела мать, приглашаем на допросы. Абсолютно демократично все это расследуется, потому что я не приемлю, когда в мирное время даже в армии гибнут люди».
Про срочную службу
«Почему мы этих детей не можем отпустить в неделю раз или два, как получится, если он заслужил, домой. Это же Беларусь – компактная страна. Сегодня два часа, и ты на месте. Побыл дома, вернулся. Пять-семь дней ты там служишь, и уже легче. Не то что тебя из семьи вырвали, в эту казарму.
Там, особенно в учебке, 100 человек в этой казарме, в два яруса кровати. Обстановка гнетет. И не все выдерживают. Более мягкие – им тяжело.
А это была бы отдушина. Больше ничего не надо. Совсем другая армия будет. Заслужил – пожалуйста – день-два побудь дома. И мы это начали делать. Вот такие изменения происходят».
Про Куропаты
«Пора заканчивать эту волтузню на костях. Вы затянули представление президенту макета этого урочища. Положите мне на стол документы, чтобы я мог утвердить и мы создали там место для души. Надо оперативнее закончить это, привести в порядок этот лес, урочище, поставить самый простой памятник, или часовню, или еще что-то – мы примем решение. Чтобы человек, который соболезнует семьям и страдает, что погибли люди, пришел туда, принес цветы».
При этом отдельно было замечено, что тема Куропат политизирована, что не устраивает президента: «Там погибли люди. Чего топчемся по костям и делаем на этом политику?»
Про чиновников
«Я не знаю, как это вы будете делать, но если я услышу или в интернете прочитаю, что чиновник не разговаривает с журналистом и не предоставляет ту информацию, которую должен, и прежде всего основным нашим журналистам и средствам массовой информации, вносите немедленно предложения о его замене, потому что второй раз будет очень больно для него».
«Это ненормально, если президент говорит больше министра по его теме».
И отдельно Лукашенко отметил, что порой из-за неумения чиновников прокомментировать какую-то проблемную ситуацию это приходится делать ему самому, чтобы «расхлебывать эту грязь».
Про тунеядцев
«Разве нормально, когда полмиллиона человек неизвестно чем занимаются? Болтаются, а за наш счет получили образование, лечатся, пользуются услугами ЖКХ, их дети ходят в садики, школы. Мы же за них платим. А сколько из этих людей совершают преступления, и мы еще огромные деньги тратим на их содержание в тюрьме».
Про частную собственность
«Когда-то меня упрекали, что я не рыночник и не сторонник частной собственности. Господь с вами. Я все время в материальном производстве работал и жил среди крестьян. Я знал, что такое свое. Свое всегда эффективнее, чем колхозное и так далее. Мне говорят: то изменить, это… Я публично сказал – вопрос не во мне.
Если вы это хотите, я приму решение за день. А вы этого хотите? Ладно, хотите. А вы к этому готовы, вы это можете осуществить, вы это выдержите или нет?
Жизнь показала, что и к частной собственности, к изменению нашей системы модернизации надо подходить эволюционно. Никаких революций. Потому что это больно и не факт, что мы попадем в точку».
Про пиар
«По большому счету, я не сторонник пиара. Пиар – это преувеличенно, сродни неправде. Лучше правду скажи, как есть. Или молчи вообще. Поэтому в моей работе пиара почти нет». Но вообще пиар – это нормально: «Только он должен быть какой-то жизненный, искренний, реальный. Пиариться надо на реальном. Чтобы там меньше было преувеличений и вранья».
Про мечты
«Стихоплетом был: что только я не делал, чтобы поступить на факультет журналистики. Хотя первый мой визит к главному редактору газеты... Я пешком пришел по шпалам, в одну сторону, наверное, километров 15 из Александрии до Шклова. И обратно потом, в валенках, зимой. Принес ему свои стихи. Он так прочитал, прочитал, нахальным образом (откинул бумаги): «Это стихи? Это проза». Две минуты я вышел оттуда. Шел домой и плакал. Вот так вот можно отвернуть человека от всего одной фразой».
Про иронию
«Самоирония – это сродни самоедству. Хотя я от этой черты далеко не избавился. Где-то что-то сказал, кого-то где-то обидел или кого-то с должности снял – это пережить очень тяжело. Поэтому я самоедством занимаюсь. Самоиронией... Ну, у меня не такая жизнь, чтобы часто иронизировать над собой. Вряд ли это самоирония. А ирония – нормально, если она разумная».
Про диету
«Я ем то, что едите и вы, только в совсем малых количествах. Три яйца утром, в обед – мясо, вечером – рыба, сколько хочешь. Жесткая диета, белковая».