KYKY: Вы служите актрисой в театре Горького уже 46 сезонов. Расскажите, с чего началась ваша карьера?

Елена Пастревич: Я родилась в актерской семье – мама и папа всю жизнь провели на сцене. Как, собственно, и я сама: в полтора месяца меня мама уже кормила в закулисье. Но про профессию актрисы я серьезно задумалась только в 7-8 классе школы. Мы тогда жили в Казахстане. Будучи ребенком, с семьей объездила весь СССР, в 14 лет успела поработать диктором в Алма-Ате и Караганде. Потом (видимо, папины беларуские гены сработали) приехала в Минск и поступила в театрально-художественный институт. В 1972 году закончила образование, и была принята в труппу Русского театра (ныне – Национальный академический драматический театр имени Горького), где служу уже 46-й сезон. И я счастлива, что судьба меня повела именно по этой дороге. Это эмоции, удовольствие, в общем, вторая жизнь, потому что отделить театр от дома уже невозможно.

KYKY: С кем из культовых беларуских актеров вы играли на одной сцене? С кем было трудно наладить отношения?

Е.П.: Я застала тот счастливый период, когда в театре работали Александра Климова, Ростислав Янковский, Юрий Сидоров – актеры, под которых тогда фактически формировался репертуар. Они были моими учителями. Не скажу, что с кем-то было сложно: труппа была дружная, отношения теплые. Так повелось, что часто в начале карьеры я играла дочь Янковского. Помню, ставили постановку «Час пик». По сюжету пьесы у нас с Ростиславом Ивановичем были натянутые отношения (как и у всех подростков с родителями). Мы должны были сыграть момент, когда он просит поговорить с ним, наладить отношения, но я отвечаю: «Меня ждет Збышек (жених)», хотя по тексту должна была произнести: «Меня ждет этот». Янковский долго не мог понять, что произошло, и еще сложнее ему было повторить за мной это прозвище. Конечно, после этого он меня поругал, но в итоге сказал, что я с юмором. Если Янковский по сценарию часто был папой, то Климова играла мою маму. В спектакле «На золотом озере» Янковский играл моего отца, а Климова – мать. Счастьем было слышать, когда другие актеры говорили: «Характером в спектакле ты в отца, а внешностью – в маму». Это великая награда для актера.

KYKY: У вас есть сложные роли, в которых вам приходится в том числе умирать. Расскажите, каково это для актера – пережить смерть на сцене?

Е.П.: В 80-х годах мы выпустили спектакль «Ночные карлики и Антигона» по пьесе «Дорогая Елена Сергеевна». Он произвел фурор, рассказывал о крушении идеалов и моральных принципов. Я играла учительницу, которую ученики довели до суицида. Мне было не важно, умирает героиня или нет. Я вдохновлялась ее судьбой, характером. Было сложно. Помню, перед премьерой я потеряла несколько килограммов, нашла седые волосы, хотя мне и сорока тогда не было. Взамен же получила невероятные ощущения – когда четыре дня подряд играли премьерный спектакль. Зал аплодировал стоя на протяжении пятнадцати минут. Это одна из ролей, которая до сих пор в моей памяти. Актеру сложно играть эмоции, которые он не переживал в реальной жизни. Хотя иногда наоборот: пережив сильное потрясение, ты играешь хуже, чем мог бы нафантазировать. У меня был период в жизни, когда один за одним уходили из жизни близкие мне люди. Тогда пришло осознание, что переживая на сцене скорбь, важно понимать, какая судьба у человека была, каким именно он был. Этот трагический багаж знаний очень помог мне в актерской судьбе.

KYKY: Известно, что люди театра даже последние дни проводят на сцене. Получается, театр заменяет жизнь?

Е.П.: Не совсем, конечно. Жизнь вне театра есть, но ее мало (улыбается). Помню последние спектакли Янковского: меня поражала самоотверженность этого человека. Даже когда ему действительно было очень плохо, он собирался и отыгрывал роль. Бывало, у него выпадал текст, но зрители этого практически не замечали. То есть в самые сложные периоды сцена преображала пожилого человека. Он заслуживал аплодисментов. Помню, моя коллега, соседка по гримерке, замечательная актриса Олимпиада Ивановна Шах-Парон, играла за два месяца до «ухода». Ее очень мучило высокое давление, но она не бросала пьесу. А мы просто стояли за кулисами, аплодировали и восхищались. Раньше я сидела в гримерке с культовыми актрисами СССР. Их уже нет, поэтому сейчас – соседствую с молодыми девушками. Шикарно чувствую себя с тремя молодыми актрисами. Они часто просят совета, а я тоже у них кое-чему учусь. Это раньше практически все мое время занимал театр. Сейчас ролей стало меньше, но они все равно все мои любимые.

KYKY: Есть архетип героя, свойственный именно вам?

Е.П.: Еще в институте я поняла, что меня будут видеть романтической героиней. Так и было – в молодости играла лирических девушек. Наверное, из-за внешности режиссеры видели меня именно так. Позже пошли острохарактерные роли, они мне очень нравятся, люблю героев с характером. Даже с отрицательным: ты начинаешь искать объяснения действиям, которые никогда бы сам не совершил, тебе интересно, почему твой герой поступил именно так. Правда, потом начинаешь переделывать себя, а сломать человека трудно, особенно в старости. Но все-таки что-то хочется поменять, мы же всегда стремимся к совершенству. Нам, актрисам, что-то понравилось – ага, на себя примеряем. Не только внешнее: и характер, и эмоции, и поведение. Что-то, конечно, становится полезным. Наверное, не осталось жанров, в которых бы я себя не пробовала. Но сейчас почему-то интереснее всего играть комедию. Поверьте, это намного сложнее, чем драма.

Самое главное – режиссер. Я люблю сложных постановщиков: не тех, что подавляют актеров, а которые хотят достать из тебя то, чего, казалось бы, в тебе вообще не существует. Могу назвать Бориса Ивановича Луценко: безумно сложные репетиции, но на выходе – очень интересные спектакли. Валерия Васильевича Маслюка, Сергея Михайловича Ковальчика. Из приезжих очень нравился Аркадий Фридрихович Кац. Строгий, жесткий режиссер, который всегда добивался от актеров того, чего хотел. До слез доводил часто (улыбается).

KYKY: Вы все еще волнуетесь перед выходом на сцену, или за столько лет в театре смогли перебороть это чувство?

Е.П.: Актер без волнения на сцене – это даже странно. Я перед каждым выходом переживаю, но уже после первой фразы появляется уверенность. Когда спектакль важный (например, сейчас идет «Подводник», про крушение атомной лодки) мы собираемся труппой, беремся за руки и поем песню из этой постановки. Всегда перед выходом на сцену мысленно прошу благословения у своих родителей. Это мой ритуал.

KYKY: Расскажите про гастроли. Часто выезжали в другие страны?

Е.П.: Очень! Мы объездили практически весь СССР. Тогда существовало понятие «обменные спектакли». Условно, если мы ехали в Самару, Самарский театр приезжал в Минск. А что такое для молодого актера полтора-два месяца в другом городе? Счастье, особенно потому, что везде принимали просто отлично. Нынешняя творческая молодежь, увы, лишена такой возможности. Конечно, были и сложности. Например, когда выступали на выездных спектаклях в холодных клубах: на сцене примерно 12 градусов тепла, а ты должен сидеть в костюме XVIII века, обмахиваться веером и изображать дикую жару.

За границу тоже выезжали. В 1979 году были на фестивале в Венгрии, а в 1981 году – на Шекспировском фестивале в ФРГ. За неделю до поездки за рубеж для нас проводился подробнейший инструктаж: это не брать, там не ходить, чемоданы открытыми не оставлять, чтобы никакой запрещенной (порнографической или политической) литературы не подложили. К тому же к нам был приставлен специальный человек, который следил, чтобы никто не остался в другой стране и чтобы все вели себя «прилично». Обычный общительный мужчина, который ездил и жил вместе с нами, но все мы прекрасно знали, кто он такой и зачем здесь. Насколько я знаю, никто из нашей труппы не рассматривал вариант остаться за границей, только шуточные разговоры в кулуарах ходили. Так или иначе, вернулись все (улыбается).

KYKY: Можно ли с комфортом жить на зарплату театрального актера?

Е.П.: Я не знаю, кто будет работать в театре из-за денег (улыбается). Всем известно: меньше, чем театралы, не получает никто. В этой профессии людей привлекает что-то другое. Безусловно, у меня постоянно был дополнительный заработок, к счастью, он всегда был связан с искусством и творчеством. Кроме театра, меня приглашали на радио, телевидение, вела разные программы. А еще – концерты, реклама. Снимаюсь в кино. Это – совершенно другое, не похожее на театр искусство. Если на сцене ты можешь играть одну и ту же роль на протяжении даже пяти лет, и, соответственно, доводить ее до идеала, то в кино у тебя есть только один шанс, который останется в вечности. Мне повезло поработать с режиссером старой закалки Эльёром Ишмухамедовым, который практиковал репетиционный период: сначала прогоняем все без камер, а уже потом – съемка. В трех сериалах у него снялась. Еще был опыт работы с актрисой Екатериной Гусевой – она мою дочь играла.

Есть расхожее мнение, что артистки – бездельницы. Мол, они ничего не умеют делать, только следят за собой и меняют любовников. Я на личном примере убедилась: когда соприкасаешься с людьми, далекими от театра, они думают: «Ах, актриса, наверное, в доме – такая богема!». Но узнав меня поближе, удивляются тому, что актриса может многое в быту: и приготовить, и убрать, и носки связать. Я говорю это не потому, что хочу спеть гимн своим коллегам, просто это так. У них масса всяких увлечений, хобби.

KYKY: А моделью работали? Как попали в этот проект?

Е.П.: В юности немного подрабатывала, но моделинг меня не увлекал – я была слишком занята для этого. К тому же во времена моей молодости подобной рекламы не было. Проект #milavitsa4women – полнейшая авантюра, на которую меня уговорила одна из фотографов, Юлия Лейдик. Когда она позвонила, я сначала отказалась. Но ей удалось меня уговорить. Признаюсь, пришла на съемку заранее недовольная, но меня окружили такой заботой, вниманием и комфортом, что съемка прошла очень хорошо и душевно. Для меня подобный опыт – несколько ново. Думаю, если поступят подобные предложения, которые я сочту приличными, я соглашусь на еще одну авантюру.