Андрей Курганович, инженер

«Я помню одну странную девушку в клубе, которая, видимо, хотела произвести впечатление, а потому сказала: „У меня в сумке гвоздь для самозащиты“. И достает этот гвоздь — такой гвоздяра был, капец! Видимо, чтобы шифер прибивать на крыше или стрелять в людей из гвоздомета. Как ее в клуб с этим гвоздем пустили? Она прошла охрану, которая проверяла сумки, представляете? Но это была странная дама. Дело было давно было, еще в „Реакторе“ на концерте группы „Нож для Фрау Мюллер“, которая всегда собирала странный контингент. Эта девушка с гвоздем смотрелась довольно готичненько. Помню, в „Реакторе“ вообще фишка была: когда находишься в клубе, все люди кажутся такими красивые, а выходишь к гардеробу — и публика под ярким светом как-то уже не очень. Я начинал туда ходить еще в 2000-е, когда там был ди-джей, который целую ночь валил техно. Начинали танцевать в одиннадцать — заканчивали в 5 утра. Причем, оставались самые живенькие студенты под экстази, буквально пять человек, которые до утра рученьками махали. А у нас общага была метрах в пятиста, буквально пешком дойти — но очень хотелось остаться, выжимали себя до последнего».

Мария Погорелова, менеджер проектов Coffee&Architecture

«Мы как-то обсуждали термоядерный синтез и перспективы добычи сланцевой нефти. Это было в „Блондинках и Брюнетках“. Началось все с медицины: мой приятель фотограф Дима рассказывал, что хотел стать медиком. Видимо, увлекся термоядерным синтезом, когда готовил химию. А я просто читаю на досуге „Химию и Жизнь“. Офигенный журнал, там такие статьи пишут! Например, о том, что постоянный экономический рост мировой экономики невозможен потому, что есть ограниченность химических элементов в природе. Их в принципе не хватает: металлов и прочих природных компонентов, которые используются для производства. Мы вышли из бара в фойе, где было потише, стояли и культурно обсуждали тот факт, что накануне в новостях была информация: правительство будет разрабатывать добычу сланцевой нефти в Беларуси. В журнале „Химия и жизнь“ пишут о том, что это очень дорогая технология, и многие компании от нее отказываются, хотя залежей сланцевой нефти гораздо больше, они даже у нас есть. Но при этом запустить технологию очень дорого. Вот так мы начали со сланцевой нефти, потом перешли на термоядерный синтез. А в финале долго ржали, когда поняли, где находимся и что при этом обсуждаем. Хорошее место, чтобы поговорить про синтез».

Мария Крупнова, креативный редактор «Conde Nast creative studio»

«Однажды я пришла в московский бар «Белка». Это было дико модное место, и его делали те же люди, которые открыли потом клуб «Фантомас», где только недавно поставили запрет на инстаграм. Ну, их посетители просто ставили в инстаграм фотки кокаина на столах с хэштегом «звездная пыль». И владельцы после пяти случаев, когда к ним пришли из наркоконтроля, объявили: «В нашем клубе запрещено пользоваться мобильными телефонами!» Короче, раньше у этих владельцев был прекрасный клуб «Белка». Я туда пришла со своим другом Жаком, которого сразу же там потеряла. Клуб был битком. Я была с работы, не круто одета по сравнению с остальными — например, в клубе была девушка, у которой от одного соска до другого была просто большая булавка. Брюнетка, очень красивая женщина. Пьяная, конечно. Вдруг она подходит ко мне и говорит: «У тебя такая красивая шея. Давай танцевать вместе». Мы танцевали, и чуть позже она показала на парня: «Видишь вон того? Я пришла с ним. А сейчас видишь вон того рядом с ним? Это его лучший друг, я с ним спала. Знаешь, мне больше нравится второй, но поскольку я пришла с первым, то прямо не знаю, что делать! Что делать?» Ее друг тоже был симпатичный и по виду очень богатый, что видимо, для этой девушки было важно. Мы с ней начали придумывать план. В итоге к нам подошел тот, кто ей нравился, и говорит мне, как она точь-в-точь: «У тебя красивая шея». Я отвечаю: «О! Вот она тоже так считает!» И они начинают общаться.

Позже к ним подходит этот третий чувак, и начинаются разборки в московском духе: напряжение в воздухе нарастает. В итоге она остается одна, без обоих парней. Но реакция у нее была потрясающая. Берет чужой коктейль со стола и говорит: «Ладно. Будем танцевать до победы».

Мы с ней реально протанцевали всю ночь, а потом она говорит: «Слушай, это редко бывает. Мы не знакомы, я даже имени твоего знать не хочу. Но давай: а) поделим одно такси на двоих б) я запишу твой мобильный. Может, мы никогда не созвонимся, но вдруг — было же так весело!» Она была такая, как эти московские бабочки: ты реально не понимаешь, за счет чего они существуют и как строят свою жизнь. Говорила, что диплом пишет, мол, «в университет не хожу, но иногда появляюсь, чтобы улыбаться преподавателю — закончу, наверное, когда-нибудь». А в другой раз мне в баре мужчина рассказал всю свою жизнь, А я же добрый человек: может, ему выговориться надо. Вообще, мы с ним еще в поезде познакомились. Он подсел в Витебске, дико пьяный, я сказала: «Вы свинья, не разговаривайте со мной». Наутро он проснулся и говорит: «Давай свой телефон». Оказался каким-то белорусским режиссером, который выиграл грант Питера Гринуэя, долго жил и работал за границей, но ему не понравилось. Пытался ставить в Москве спектакль, а закончилось все тем, что он работает архитектором. Вот такая была история».

Алексей, бармен в клубе «Граффити»

«Однажды в баре ребята рассказывали, как к ним в кухню, где они бухали, залетел голубь. Его долго не могли поймать, но когда поймали, закинули в морозильник. Наутро один человек говорит: «А вы помните про голубя?» Все такие: «Какого голубя? О чем ты вообще?» Он отвечает: «Давайте посмотрим в морозильник». Открывает морозильник — там голубь. А я делаю какие-то коктейли, слушаю все это и думаю: обалдеть!»

Иван Веденин, креативный директор Talaka.by

«Я вообще не пью. Алкоголь вреден для мозга, а потому я убрал его, как костыль, который решает какие-то шутки. Но если в баре публика подпитая, мимо непременно проходит девушка со словами: «О, какая классная борода! Можно потрогать?» И сразу тянет руки. Я к прикосновениям отношусь неоднозначно. Скажем, это только для близких людей. Сначала я пугался, а потом подумал: «Хорошо, если она меня может трогать, наверное, и я могу?»

В следующий раз, когда девушка протянула руки: «О, какая борода, можно потрогать?» Я сам потрогал ее за грудь. Это был эксперимент: интересно же, получу по лицу или нет?

Но девушка просто посмеялась и пошла дальше. И вот такие ситуации происходят периодически, в зависимости от места. В Минске есть несколько мест, где ценят бородатых мужчин».

Катя Сакович, руководитель smm-отдела Getbob digital agency

«У меня есть друг художник. Раньше у него была студия, пока он не написал семь портретов Лукашенко. Тогда студию у него забрали, то есть изгнали его оттуда. Теперь он живет в деревне. Раньше писал реализм, а сейчас просто кляксы ставит — это никому не нравится, но оно типа для самоутверждения. Последний раз мы общались с ним на домашней вечеринке. Он как раз со своей девушкой поругался, которая уничтожила все его картины и одежду. Ему тогда негде было жить, и моя подруга пригласила его к себе. В тот вечер в квартире собрались, не сказать, чтобы суперинтеллектуалы. Этот художник поднял тему про Наума Галперовича и белорусскую поэзию в целом. Потом рассказывал про свою бабушку, которая живет на Полесье, где разговаривают на языке, который даже белорусскоговорящие не понимают. В результате завязался такой спор на тему белорусов, и это было на самом деле удивительно: все бухие сидят, должны бы говорить о чем-то насущном, а тут всех так затронуло белорусское самоопределение. Понятно, что он заснул через некоторое время, и все разошлись».

Петер Кожанов, бармен «Граффити»

«Есть у меня товарищ звукорежиссер, который год пытается объяснить мне квантовую теорию струн. Это начинается после грамм трехсот: «Давай я тебе расскажу. Ты не понимаешь? Сейчас все поймешь». Рисует какие-то чертежи на салфетках и рассказывает, кто прав из ученых, а кто не прав. Это длится уже на протяжении лет двух, но мне эта теория мне никак не дается. Еще по работе помню товарища, который пришел как-то в бар и говорит: «Давай так. Я тебе говорю эмоцию, которую я хочу получить от того, что выпью. А ты мне делаешь коктейль». Мы очень долго играли с ним в эмоции. Говорит он, допустим: «Радость». Делаю ему радость с текилой, он пьет: «Весело». Потом говорит: «Хочу плачущую собачку». Не помню точно, что я смешал, но там было пиво, ягермайстер, и скорее всего, грейпфрутовый сок. Делал я ему и «межгалактическую жижу». Уточнив, что она должна представлять, я понял, что она должна быть темно-бордовой. Есть коктейль «Континентальный сауэр» — вот он как раз такого цвета.

В конце вечера он попросил «Злость». Я налил ему просто 200 грамм чистой водки, и не дал ничего закусить. Он сказал: «Нет. Я не буду пить. Но меня это действительно злит». Всего выпил он в эквиваленте чистого алкоголя, наверное, литр. Как он ушел вообще — не знаю. Закаленный был парень».