В июле этого года, облачившись в майку «Freedom Belarus», молодой, но уже признанный фотограф Петр Ловыгин посетил Минск. Здесь Петр провел мастер-класс, на котором раскрыл тайны своего сказочного мира.
И если у классика «Там чудеса: там леший бродит, / Русалка на ветвях сидит», то на мифической земле Петра Ловыгина под музыку БГ и по адресу Costarica-soul/ЖЖ по весне Волк–Изумрудное сердце выходит к берегам Волги, просторы Ямайки бороздит девочка на велосипеде с флагом, из-за парты уставшим взглядом смотрит Такеши Китано, а вокруг церквей Покрова-на-Нерли, как и прежде, гуляют жирафы.
Фотографическая карьера Петра Ловыгина началась в 2004 году, когда он, выпускник архитектурного института, купил первую цифро-камеру. Уже в 2008 году он был приглашен Ольгой Свибловой на Московскую фотобиеннале, где был представлен сразу тремя персональными выставками. После были персональные выставки в Париже, встречи с Жаном Рено и Медведевым, выпуск первого тома «Costarica-soul» и путешествия, путешествия, путешествия.
Петр, что для тебя значит счастье?
Это маленькие иголочки, которые вовремя покалывают внутри. Если они покалывают после того момента, когда вам было хорошо и прекрасно на душе, уже при воспоминаниях — значит, вы не почувствовали счастье тогда, когда оно было. Но ухватиться за него в памяти — это тоже достижение. Многие люди не умеют и этого. Счастье — это сочетание прекрасного места, ну или хотя бы очень дорогого вам, с вашей самой любимой музыкой. Попробуйте это соединить, и если не почувствуете счастье — то можете со мной делать все, что угодно.
В июле этого года ты посетил Минск с мастер-классом. Судя по восторженным комментариям в твоем жж и интервью-отчету на Zнята, все прошло на отлично. Но было бы интересно услышать о твоих впечатлениях о Минске, Беларуси: люди, город, улицы… Какие мы?
Публика реально была одной из самых лучших в моей жизни. Я со своей программой повидал много городов. Ташкент, Киев, Москва, Рязань брал, Казань, Шпакань... Но минская, без всякой лести, останется в памяти. Потому что у меня было ощущение большого застолья, а не мастер-класса, большого застолья с очень легкой атмосферой...
Не могу сказать, что много чего повидал в городе, чтобы составить о нем нужное впечатление, но то, что видел, запечатлелось очень ухоженным и аккуратным.
По образованию ты архитектор, но, похоже, роман с архитектурой уже в прошлом. А как начиналось твое знакомство с фотографией? Расскажи о своих первых фотографических опытах.
В далеком 2004-ом году мне здорово помогли мои друзья. Нам тогда было по 23, и на каких-то наших совместных времяпрепровождениях они устраивали настоящие маскарады с переодеваниями, какие-то самодельные перфомансы исключительно ради прикола, а я был за оператора. Совсем плохонькая мыльница в руках была, да и сейчас-то не лучше... Со временем ребята остепенились, женились, завели детей, долги и собак. Мы почти перестали общаться. Но вот тогда с ними я получил первый фотографический опыт. Это были очень веселые снимки, но совсем не то, что я делаю сейчас. Годом своего полноценного дебюта в фотографии считаю 2005-ый. Надо сказать, что фотографии 2005 года ничем не отличаются от нынешних. Наверное, сказалось, что в эту область искусства я уже пришел не 18-летним юнцом, а с какими-то сформировавшимися творческими мозгами после 6-летнего архитектурного образования. Архитектура мне здорово помогла в этом.
Ты всего шесть лет занимаешься фотографией, но уже достиг широкого признания – похвала и приглашение Свибловой на Московскую фотобиеннале, выставки в разных уголках мира... Как бы ты описал формулу удачной фотографической карьеры, какие компоненты в ней необходимы?
Давайте по-честному, наверное, это выглядит так только со стороны. Сейчас я удручен и недоволен тем, как все происходит. Всей своей карьерой. Как будто пришел в какой-то тупик, и непонятно, куда двигаться дальше. Потому я не смогу дать никакой формулы. Формула есть только одна: не так страшно не знать, с чего начать свое дело, как страшно не знать, чем его продолжить. Будьте дальновидны, рассчитывайте свои силы. Это гораздо важнее мощного стартового рывка.
Ты говорил, что на архитектурном факультете тебе учиться было тяжело и неинтересно, а потом ты принял ислам, и пришло вдохновение. Можешь ли ты дать совет нуждающимся, чтобы у других оно тоже поперло?
Не помню, чтобы я такое говорил! Просто отец мой занимается той же самой деятельностью, архитектурой, и иногда мы просто не сходились во мнениях, и длилось это первых три курса. Конечно, то, что пошло после принятия Ислама, – это совпадение. А может и нет... И тут тоже каких-то универсальных советов не существует, которые можно было бы дать другим для использования. Одним дано свыше, от рождения, другим достаточно попасть в нужную среду (у меня был очень сильный курс, и в условиях жесткой конкуренции и при наличии амбиций там просто не получилось бы сидеть сложа руки), у третьих какой-то свой путь. Я считаю, что у меня есть всего лишь искренность в фотографии. Честность по отношению к тому, что ты делаешь – отсюда и то, что я имею на сегодняшний день.
А как бы ты описал художественный язык фотографий Петра Ловыгина? И главное, о чем искусство Петра Ловыгина?
Да все просто. Я снимаю придуманные мною сказки. С ложью и намеком. И без всяких уроков добрым молодцам. Мне нравится то, что мало кто в России занимается тем же самым: придумывает свой собственный мифический мир, наполняет его героями, издает об этом книги, снимает фотографии...
Нельзя отрицать очевидного факта, каждая твоя серия фотографий светлая, пропитана добротой и здоровой иронией. Откуда черпаешь вдохновение?
Черпается изнутри. Людям, которые рядом со мной, мало что из этого перепадает. Как в стихах у Веры Полозковой: «Моя нежность живет от тебя отдельно, и я не думаю, что мне нужно знакомить вас». Я, получается, жадный на это дело, хмурый и грубый. А вот искусству повезло. Получается, что все лучшее досталось ему. Неправильно все это. Зрителю, которому на расстоянии от меня, этого незаметно, он ничего про это не знает, а близким людям, наверное, не очень хорошо.
Есть ли в Беларуси люди, которых ты знаешь и хотел бы привлечь для проекта «Тычей»?
Лукашенко и Ляпис Трубецкой.
О чем рассказывает твоя последняя серия «Луи мой не возвращается ко мне»?
Когда я снимал ее, то не видел, как вырисовывается из юного Луи Армстронга с трубой архангел божий с аналогичным инструментом, приходящий к людям и посланникам с доброй вестью. Эту аналогию я заметил уже потом. Вот так и стал для меня Луи тем, кто пришел в этот мир, чтобы с помощью прекрасной песни сказать: «what a wonderful world». Для меня эта серия – как признание в любви к этой прекрасной песне.
Ты сам не раз повторял, что у тебя нет кумиров среди фотографов. Но мог ли бы ты сегодня назвать имена молодых фотографов, творчество которых тебе интересно?
Мне нравятся ребята, которые пусть с помощью каких-то других инструментов, а не только фотографии – пусть они и фотографы, говорят на языке, которого мое творчество лишено. Они говорят с матом с критикой всего и вся, но при этом так изысканно и смешно, как, например, Коля Зверков, московский светский фотохроникер. Я просто не могу себе позволить того же, хотя иногда так хочется. Или, например, парень в жж (сейчас его аккаунт взломан, увы) по имени xkrussaiders – там все творчество построено на мастурбации, половых членах, но, уж поймите следующую фразу правильно, с фотографической точки зрения подано это очень вкусно.
Нравится ли тебе кто-нибудь из белорусских фотографов?
Я не очень знаю их творчество, мы просто выпили вместе после моего концерта. Они мне понравились.
Большая часть 2010 года прошла: какие моменты, эмоции, события, мысли этого года ты впишешь в «очередное письмо самому себе»?
Это был самый ужасный год в моей жизни. Уже в апреле я мечтал приготовить салат «Оливье», купить шампанского и посмотреть «Иронию судьбы», только чтобы он побыстрее закончился. Но в нем была Индия – и это было самым светлым пятном в этом году, в общем-то, благополучная ситуация в личной жизни – по крайней мере, есть выбор, пусть и нет определенности, были чудесные поездки на Север, потом в Новгород, несколько странный вояж в Грузию, определенное признание серии о том же самом Луи Армстронге, чего я никак не ожидал.
Во всем остальном – потеря позиций по всем фронтам, полная невостребованность, ожидание полного финансового краха в 2011 году.
Что раздражает тебя в людях? И есть ли что-либо, что раздражает тебя в самом себе?
Я стараюсь держать свою нервную систему в порядке и как могу воспитываю ее, потому у меня нет ни желания, ни времени на раздражение другими людьми. Может быть, иногда расстраивает безответственность, неблагодарность и, наверное, когда за твоей спиной говорят не то, что в глаза тебе. Но это не раздражает. Что поделаешь, раз кто-то устроен так.
В себе мне не нравится зацикленность на себе и на том, что я делаю. Не нравится скупость, хотя подчас она меня здорово спасает, когда начинает называться экономностью. И еще что-то... Не могу вспомнить.
А кем Петя Ловыгин мечтал стать в детстве?
Продавцом арбузов и дядей Витей. Второе не понять сейчас даже мне, что уж говорить о вас. Но почему-то вот вспомнилось, что хотел быть дядей Витей. Насчет арбузов. У магазина сидел азербайджанец, продавал арбузы и кричал: «Это нэ арбуз! Это мед!» Вот и я хотел так же.
Чего боится Петр Ловыгин?
Забвения. И еще получить какое-нибудь увечье.
Какие книги тебя вдохновляют и что ты последнее прочитал?
Я редко открываю что-то новое, чаще перечитываю то, что уже давно освоено. С удовольствие недавно прочитал воспоминания Данелии.
И напоследок, что сегодня крутится в твоем аудио-проигрывателе?
Сейчас бабье лето. И с огромным удовольствием крутится в плейлисте «Вконтакте» «L'été indien» Джо Дассена. Это безусловное сочетание времени, места и прекрасной песни. А это, как вы знаете, называется счастьем.