Часть 1. Детство

KYKY: Мы только что были в Брестской крепости вместе с вашим папой и сестрой. Я как раз хотела поговорить о вашем детстве.

Светлана Тихановская: У нас замечательная семья, мы с сестрой росли в любви и заботе. С детства нам привили, что в семье никто никого в беде не бросает и всегда поддерживает. Моя мама – добрейшей души человек. Папа был построже: когда он уезжал в командировки, на дискотеки мы с сестрой не отпрашивались, потому что и так знали, что мама нас отпустит. А когда папа был дома, нас все соседи приходили отпрашивать: «Дядя Юра, а можно девочки на танцы пойдут?» Родители и сейчас переживают колоссально – ничего не изменилось, несмотря на то, что мы уже взрослые.

KYKY: Как вас воспитывали? Девочка живет, чтобы выйти замуж, или чтобы карьеру построить?

С.Т.: То, что будем поступать в университет, было само собой разумеющимся. Девочки не глупые росли – зачем сразу идти работать, если хватает мозгов, чтобы образование получить? Может, родители и хотели, чтобы мы с сестрой были амбициознее, но никто ни к чему нас не принуждал. Меня не попрекали тем, что я стала домохозяйкой. У нас в семье главное – чтобы человек был хороший, а деньги – это второстепенное.

Когда мы были маленькими, мама работала по графику «три дня дома, три – на работе». Папа без проблем готовил, но мы с сестрой всегда знали, что хозяйка – мама, и росли такими же. Папа работал дальнобойщиком, объездил весь Союз. У нас на стене даже висела карта, где мы каждый раз отмечали точку, откуда он возвращался домой.

KYKY: Я росла в Речице – знаю, что многим девушкам из провинции внушают мысль, что с дипломом, но без мужчины они не состоятся в жизни.

С.Т.: Нас замуж не толкали.

KYKY: За что папа мог вас наказать?

С.Т.: За то, что с сестрой ругались и дрались. У нас бывало и такое, что до крови даже доходило (смеется). Я была более правильной девочкой, чем моя сестра. Если она иногда позволяла себе подольше погулять, потому что отцовского гнева не боялась, я четко приходила домой в то время, в которое мы договорились.

KYKY: А как же период подросткового протеста? Первые отношения?

С.Т.: А у меня его не было. В школе у нас был очень дружный класс: мы вместе и учились, и отдыхали – это сильно на меня повлияло. Бунтарство и протесты прошли мимо.

Первые отношения в школе были, и папа очень ревностно к ним относился. Если молодой человек звал меня гулять, он всегда приходил к папе и рассказывал, куда и зачем мы с ним идем.

Нас с сестрой всегда со скрипом отпускали из дома. Помню, когда я была в 11-м классе, друзья моего молодого человека собрались на трехдневный пикник на природу. Папа тогда сказал: «Так, приведи мне кавалера своего, я с ним поговорю». Я привела – они закрылись в комнате, обсудили все вопросы и меня отпустили на все три дня. В разговор меня не посвящали. Думаю, так и должно быть: если случается любовь, не надо девочкам убегать из дома – все можно цивилизованно решить с родителями.

KYKY: У меня с папой похожая ситуация. Он работал в Москве и я всегда ждала его возвращения больше, чем свой день рождения, потому что он с горой подарков приезжал.

С.Т.: Мы тоже всегда знали, что папа вернется из поездки с подарками. В деревне, когда ты идешь в гости, всегда надо нести что-то с собой. У более городских жителей, наверное, понятия такого нет: тебя же в гости пригласили – зачем что-то дарить? Скорее всего, так думают не все городские, но разное воспитание чувствуется – у нас, в деревне, было более душевное, что ли.

Я окончила музыкальную школу по классу баяна – это была папина мечта. Знаете, почему? Потому что первый парень на деревне – это человек, который лабает на баяне на свадьбе. Это сейчас многие отмечают в кафе, а раньше свадьбы в деревнях проводили прямо на улице: ставили столы, шатры и для всех играл баянист. Было очень классно, жаль, что подобное исчезает из нашей жизни.

KYKY: Вы играли на свадьбах?

С.Т.: Нет (смеется). Я не особо рвалась играть, училась ради папы, а когда окончила музшколу, сразу забросила инструмент. В детстве очень любила читать. Сейчас говорят, что раньше дети сидели за книгами, потому что у них планшетов не было, но это не так. Все лето мы проводили у бабушек вместе с двоюродными братьями и сестрами. Мы с сестрой постоянно находили на чердаках старые книги и журналы вроде «Пионера», выносили на улицу кучу одеял, все это раскладывали и могли целый день лежать и читать – нам больше ничего не надо было. Сейчас я не могу уснуть, если не прочитаю что-нибудь на ночь. У меня есть приложение, которое рандомно подбирает маленькие рассказы, их удобно читать с телефона, – это для меня как снотворное. Из больших книг люблю произведения Айзека Азимова, Артур Хейли тоже нравится – его «Аэропорт», «Отель».

KYKY: Вы сказали, что у вас в школе был дружный класс. Сейчас общаетесь с кем-то из одноклассников?

С.Т.: У нас есть чат, где мы периодически поздравляем друг друга с праздниками. Сейчас основная тема этого общения – выборы. Есть те, кто пишет: «Благодаря Свете я начал интересоваться тем, что в стране происходит», – и многие поддерживают: «Мы за тебя!» Есть и те, кто вообще никак не реагирует. Может, думают, что со мной уже нельзя общаться, иначе загребут.

До всего этого несколько месяцев назад у нас был вечер встречи выпускников. Прошло 20 лет – и как будто бы не расставались, все такие же свои и родные. Хотя я ни с кем из одноклассников не общаюсь постоянно.

KYKY: Ваши родители все еще живут в Микашевичах? Какая у них пенсия?

С.Т.: Да, родители сейчас там живут. Они еще работают, но пенсия у них уже есть. Я не знаю, сколько они зарабатывают – мы такие вопросы не обсуждаем. Конечно, как и у всех беларусов, пенсия у них небольшая, но родителям хватает, они еще и нам помогают. Мы из той категории семьи, когда детям отдают последнее.

KYKY: Они работают не на госпредприятиях?

С.Т.: На государственных.

KYKY: Из-за вашего статуса у них на работе не было проблем?

С.Т.: Что конкретно вы имеете ввиду? В любом случае, ничего такого не было. Я знаю, что у мамы на работе нас поддерживают, пусть и молчаливо. Например, маме легко дали отпуск за свой счет, когда я ее попросила побыть с моими детьми, никаких препятствий не чинили. Папа всю жизнь проработал на одном месте… О чем мы сейчас вообще говорим? Родители не несут ответственности за решения своих детей. Конечно, сейчас они стали более настороженно себя вести, хотя папа мне об этом не говорит.

KYKY: Я могу объяснить вопрос: вам пришлось увезти детей из страны, потому что вы переживали за их безопасность. Родители – это ведь тоже сильный рычаг давления на вас.

С.Т.: Вы странно видите ситуацию. Что они могут сделать с моими родителями? Уволить? Ну и ничего страшного, родители проживут на пенсию. Да и есть кому им помочь. Я не обсуждала этот момент с родителями, но знаю, что если что-то подобное случится, меня никто не упрекнет. Дети – это дети. Ну вот вы предположите, что может случиться?

KYKY: Я предположила увольнение, дальше фантазировать не хочу.

С.Т.: Я надеюсь, что у них тоже фантазии не хватит.

Часть 2. Муж

KYKY: Расскажите про ваши семейные традиции, может, какие-то сохранились из детства?

С.Т.: С Сергеем у нас традиций особо нет. Он всегда много работал, много ездил – как-то повелось, что у нас все всегда в спешке. Единственное, когда он возвращается из поездок, мы всегда устраиваем маленькие семейные «выходы в свет»: суши поесть, в кино. Сергей понимает, что когда я одна дома с двумя детьми, фактически не могу никуда выйти.

KYKY: Сергей детям подарки из поездок тоже привозит?

С.Т.: Не из каждой. Если у моего папы и быть такого не могло, чтобы он приехал и ничего детям не привез, то у Сергея такого понятия нет. Возможно, он считает все это шелухой. Когда мы решили пожениться, для моих родителей было очень важно, чтобы Сергей приехал в сваты. Это давняя деревенская традиция – приехать, попросить руки дочери. Все уже понимали, что мы женимся, уже сто раз перезнакомились, но традиция есть традиция. Мы тогда с Сергеем жили в Гомеле – уже собираемся выезжать к родителям в Микашевичи и Сергей выходит в спортивном костюме «А что такого? Не в ресторан же идем». Мы тогда поскандалили, потому что для меня, как и для моих родителей, это было важно. В итоге Сергей переоделся и все было как положено. Но для него это непонятно, для него все эти наши традиции – напускное.

Помню, когда мы планировали свадьбу, у нас зашла речь про украшение машин шарами, Сергей сказал: «Зачем? Я не хочу».

И на свадьбе были красивые машины без всяких шариков, без выкупа, без тамады и без конкурсов. Это была моя ему уступка. Потому что компромисс – это когда ты два шара на одну машину повесил, а на вторую – нет. Может, я сама понимала, что традиции отходят и тамада с шарами ничего не изменит в отношениях. Людей сейчас часто отказываются от пышных свадеб, рационально тратят деньги, например, на путешествие.

KYKY: Вы ездили в свадебное путешествие?

С.Т.: Нет. Я тогда училась на пятом курсе и мне нужно было закончить университет, но потом мы напутешествовались вдоволь. Были на всех этих курортах вроде Турций и Египтов и еще много где. Расскажу вам историю: я – сова, всегда засыпаю поздно. Как-то была одна дома с ребенком, в два часа ночи в дверь кто-то звонит. Очень настороженно иду открывать, а там – Сергей с цветами и письмом. Он тогда так сильно волновался, что, наверное, сам сказать ничего не мог. Читаю: «Дорогая моя, любимая жена, мы с тобой прожили 10 лет в браке. Я очень хочу отпраздновать наше десятилетие в Париже – вылет через три часа». Я опешила, говорю: «А сын?» И тут моя мама выходит из-за двери.

Утром мы улетели в Париж, в отель с видом на Эйфелеву башню, на три дня. Сергей заранее продумал и подготовил это путешествие. Подобное очень в его духе: он может забыть подарить подарок на день рождения или 8 марта, а потом сделать такой жест, без привязки к каким-либо датам. У нас, кстати, оговорено, что я не из тех, кто испытывает восторг, когда цветы дарят.

KYKY: Вы рассказывали, что познакомились с Сергеем еще в университете. Помните ваше первое свидание?

С.Т.: Да какое свидание! Мы же познакомились в клубе (смеется). Конфетно-букетного периода у нас не было, потому что я днями училась, а ночами Сергей работал. После университета я приезжала в его клуб, сидела до 2-3 ночи у него в директорской, учила предметы. Не было такого, чтобы мы куда-то на свидания ходили: был клуб, где у тебя и ресторан свой, и дискотека.

KYKY: Как у вас в семье заведено: вы – строгая мама, а он добрый отец? Или наоборот?

С.Т.: Папа у нас чаще всего работал, поэтому всё всегда было на маме. Дети, конечно, сильно ждали возвращения Сергея. Он приезжал, раздавал поцелуи – просто души не чаял, а через полчаса опять садился работать. Вот так жили. Наверное, я строже, чем он, потому что должна дисциплину держать, заставлять детей уроки делать. Когда дети начинают сходить с ума от радости, что папа приехал, Сергей делает вид, что ругается, но все понимают, что это не страшно. А мама может нормально так… (улыбается)

KYKY: Почему после второго декрета не пошли на работу? Во многих интервью вы говорили, что вам нравится преподавать.

С.Т.: Потому что прошло уже десять лет со дня окончания университета, а у меня не было стажа. Хотя, по-честному, я просто не хочу работать в школе. То, что у нас там происходит, – это не преподавание. Должность, где у тебя нет свободы в организации уроков, зато есть кипа бумажек. На плечи наших учителей ложится покраска стен, закупка штор, хотя это вообще не их работа. У моего старшего сына замечательная учительница, она отлично преподает, но переживает, что у них в классе плинтуса не прибиты. Это разве на ней должно быть?

Так что в среднеобразовательную школу я даже не пыталась попасть. Но был момент, еще до похода в ЦИК, когда я хотела устроиться на работу в школу онлайн-обучения. Уже прошла собеседование, но случился коронавирус, из-за которого руководитель школы решил перевести всех детей на бесплатное обучение. Соответственно, учителям платить он не мог. Я согласилась поработать бесплатно, провела много уроков, и мне это очень понравилось. Если... – нет, по-другому. Когда я через полгода передам бразды правления следующему президенту, думаю, вернусь работать туда.

KYKY: (перебивает) Да ладно! После вашей избирательной кампании вы пойдете работать в онлайн-школу?

С.Т.: А кто знает, как жизнь сложится? Ну ладно, вы правы (смеется). Если честно, когда я во все это ввязывалась, думала, что мы соберем подписи, но меня не зарегистрируют кандидатом и уже в сентябре я вернусь в эту школу, меня там ждали. Правильно вы говорите, все зашло слишком далеко – какая онлайн-школа...

KYKY: На одном из стримов Сергей, разговаривая с вами по телефону, сказал: «Света, не тупи». После вашего выступления на БТ кто-то из инфлюенсеров сделал пост с фразой: «Пусть теперь муж попробует сказать ей такое». Это правда? Светлана, которая пришла подавать документы в ЦИК, и вы сейчас – это два разных человека?

С.Т.: Сергей бывает резок, и очень часто. А резки люди, как правило, с любимыми. Это другой уровень доверия, поэтому на подобное я внимания не обращаю – ничего страшного не произошло.

В душе я осталась той же Светой. Может, стала чуть увереннее, но не могу представить ситуацию, что Сергей возвращается, начинает выпендриваться, а я ему говорю: «Ты чего? Я кандидат в президенты!» У нас в семье есть главный, это Сергей, окончательное слово всегда за ним, я это давно приняла. Не думаю, что после кампании в нашей семье что-то поменяется: увереннее Сергея я все равно не стала – я стала сильнее относительно себя два месяца назад.

KYKY: Я приехала в Минск из простой речицкой семьи и попала в компанию, где лица и интересы были «сложнее». В итоге моя жизнь полностью поменялась, чему я в целом рада. Если абстрагироваться от избирательной кампании, у вас ведь похожая ситуация: вы попали в мир других людей и привычек – хотели бы в нем остаться?

С.Т.: К сожалению, я не могу сейчас об этом рассказать.

Часть 3. «До-мо-хо-зяй-ка»

KYKY: Тогда давайте сместим предмет обсуждения: вы полностью сменили имидж – вернетесь ли к старому гардеробу?

С.Т.: Мне пришлось надеть костюм, потому что я не могла выйти к людям в джинсах. Я никогда не любила краситься, а сейчас начала. Да, мне это нравится, не буду отрицать.

KYKY: Почему вы не захотели отвечать на мой прошлый вопрос?

С.Т.: Внешний образ и круг общения – совершенно разные вещи. Как оказалось, у нас – у простых людей и у тех, которые давно живут в мире политики – слишком разные ценности. Возможно, я расскажу вам об этом чуть позже, но сейчас не буду.

KYKY: Договорились. Светлана, вы уже провели почти все агитационные пикеты. Как вы?

С.Т.: На самых первых пикетах, когда мы только подъезжали к городам, уже в машине начинали переживать: «Ой, а посмотри, как людей много – как вообще выйти на сцену?» Вероника выступала перед публикой, у Маши были концерты, а я….У меня был такой мандраж. Я вроде понимала, что люди пришли меня поддержать, но на физическом уровне меня колотило.

Сначала у нас был Дзержинск, куда пришло немного людей, а после него сразу Минск и 10 000 – ну, как-то справилась. Ты выходишь на сцену и тебе страшно, начинаешь говорить, слышишь свой голос в микрофоне, это уже неестественно. Если помните, мои первые пикеты были робкие: читала по бумажке, потому что вообще не осознавала, что делаю. Но я же видела людей, которые ждали, что я им скажу, понимала, что они пришли за тем же, за чем и я. И страх потихоньку отпускал.

KYKY: Вы ведь уже начали кайфовать от выступлений? Вам хочется еще?

С.Т.: (задумывается) Ты понимаешь, что стоит что-то крикнуть в микрофон – и народ это подхватит. А если начнешь говорить тише, народ замрет. Ты как будто управляешь эмоциями людей. Хотя на пикетах постоянно кричат: «Света!», – и в тему и без (смеется).

Но вы знаете, мне не хочется больше пикетов, чем мы задумали. Очень сложно ездить из города в город и говорить одно и то же. Повестка меняется, но ты обязан каждый раз проговаривать базовые вещи: 9 августа приходите на выборы, надевайте белые браслеты и так далее. Ты постоянно думаешь: что сказать людям такого, чтобы им тоже было интересно? Они про 9-е слышали уже сто раз, но ты все равно должен им напомнить. Это отнимает много психологических сил.

Я всегда себе пишу пункты, о которых должна сказать на пикете. Бывало, что некоторые из них путала между собой, пропускала, потом корила себя за это. Очень расстроилась, когда на пикете в Лиде сказала: «Слуцк!» Я всегда наговариваю маленькие голосовые сообщения для городов, куда мы втроем на пикет не попадаем. Их там включают в микрофон. По дороге в Лиду я должна была сделать запись для Слуцка, но в нашей машине шло интервью, не было возможности что-то наговорить.

Ехала и всю дорогу думала про этот Слуцк – выхожу на сцене в Лиде и тоже говорю: «Слуцк». Я думала, что боты и госСМИ меня смешают с грязью, но люди меня поняли: «Ошиблась, с кем не бывает?»

KYKY: Вы упорно продолжаете говорить, что вы – не политик. Светлана, а кто тогда?

С.Т.: Я – до-мо-хо-зяй-ка. Те, кто говорит: «Пускай она дальше идет, домохозяйничает», – принижает многих наших женщин, потому что в этом нет ничего постыдного. Слово «домохозяйка» должно звучать гордо. Почему, если ты сидишь дома с детьми, – значит ты никто? Вот у Вероники [Цепкало] получается совмещать первоклассную работу и воспитание детей, у меня так не сложилось. И я не собираюсь доказывать, что в моей жизни были вещи поважнее, чем построение карьеры. Почему мне вообще должно быть стыдно за это? К тому же, возможно, у меня все еще впереди: в 40 лет жизнь не заканчивается.

KYKY: Но я говорю про вашу жизнь сейчас. Ваше фото публикуют в Financial Times, CNN договаривается с вами на интервью – как с оппонентом Лукашенко на выборах.

С.Т.: Ох… Хорошо – кто такой политик? Это человек, который разбирается во внешней и во внутренней политике своей страны. Где я и где эти люди? В каком своем выступлении я проявила себя как политик?

KYKY: Мне кажется, во всех.

С.Т.: Со сцены я рассказываю о том, что стране нужны изменения, но если у меня спросят, что конкретно нужно изменить, например, в сфере здравоохранения, я не отвечу. Про реформы в образовательной системе могу рассказать только на уровне мамы школьника.

KYKY: У нас не каждая мама собирает пикеты по 60 тысяч человек. Светлана, вы как будто намеренно отталкиваете от себя этот статус, знаете, как кот лапами.

С.Т.: (повышает голос на тон) Вот Вероника в политике? (обращается к сидящей рядом Цепкало) Вероника, ты в политике?

Вероника Цепкало: Нет, я вне политики.

С.Т.: Политики (это слово скоро ругательным станет) где-то там сидят, громко говорят о том, какие стране нужны законопроекты и как их внедрить. А мы – простые женщины, которым пришлось встать на этот путь. Я не знаю, как назвать то, что мы делаем – придумайте сами какой-нибудь термин.

KYKY: Не буду вас уговаривать принять этот статус (смеется). Давайте о другом: расскажите, как вы относитесь к ЛГБТ и легалайзу?

С.Т.: Насчет ЛГБТ у меня четкая позиция: если это не вычурно, если это не происходит на глазах у наших детей (которым все-таки должен подаваться пример классической семьи) – проблем нет. Если так получилось, что человек чувствует себя комфортно не в той роли, которая ему предназначена природой, я ничего против этого не имею. Делайте, что хотите, но в своих спальнях, а не на глазах моих детей. Иначе мне это претит.

Мне уже объясняли, что такое легалайз, хотя было неловко: что я, неуч какой? Но вы знаете, я снова забыла значение этого слова.

KYKY: Речь про легализацию легких наркотиков.

С.Т.: Это тоже очень тонкий вопрос, который должен решаться на уровне всех людей. Давайте проведем референдум: не может один человек постановить, будет ли в целой стране смертная казнь, легкие наркотики и так далее.

KYKY: Почему вы не ведете свой Instagram?

С.Т.: У меня был и Instagram, и Facebook, и «Одноклассники». После того, как меня зарегистрировал кандидатом ЦИК, я увидела на TUT.by фото с одной из этих страниц – обычное семейное фото с мужем и детьми, где мы отдыхаем в купальниках. Я поняла, что это никому не надо, и быстро удалила все страницы. Мне сейчас все говорят: Света, надо вести страницы, надо их монетизировать. А я не хочу – ну вот не нужно мне это. Я понимаю, что продвижение – это тоже важно. Но даже когда мы на сцене делаем фото втроем, поворачиваясь спинами к людям, если честно, мне это противоречит. Но так надо, значит мы это делаем. Из штаба люди лучше понимают, что такое пиар – и это правильно и нормально, просто мне это не близко.

KYKY: На вашем последнем пикете в Минске я спрашивала у людей, что такое страх и как его победить. Хочу задать тот же вопрос вам.

С.Т.: Сейчас, как бы это ни звучало, мой страх – это страх за собственную жизнь. Я знаю, что мои дети сиротами не станут, их не оставят мои родные. Муж у меня сильный, и он всего лишь в тюрьме – это не конец жизни. А я сейчас езжу на пикеты и понимаю, что на любом из них может случиться что угодно.

Часть 4. «Мама, а это президент?»

KYKY: Если 10 августа выбирают не вас, вы уезжаете из Беларуси к детям?

С.Т.: Смотря, что будет дальше: устроят на меня охоту или нет. Если почувствую реальную угрозу для своей жизни, конечно, уеду. Я не брошусь на амбразуру с фразой: «Хватайте меня и сажайте в тюрьму». Впустую жертвовать собой не нужно – какой в этом смысл? Думаю, люди меня поймут.

KYKY: Помню, в Брестской крепости, когда с вами фотографировались толпы людей, мальчик лет 10 спросил: «Мама, а это президент?»

С.Т.: Они же не верят в меня как в человека, который что-то в этой стране изменит, приведет ее к светлому будущему. Я – символ перемен, переходное звено. Если сейчас сломается система, нам будет намного проще выбрать нового президента, который целенаправленно будет работать на Беларусь.

Когда человек подходит фотографироваться, я понимаю, что у него дрожат руки, сердце колотится от того, что он стоит рядом со мной. Но по моим внутренним ощущениям я не кандидат в президенты, я простой человек. И я не понимаю, почему так реагируют на совместное селфи. Психологически я еще не приняла тот факт, что я – кандидат. Да, сменила имидж, да, стала чуть увереннее, но внутри я все такая же Света. Когда люди говорят мне «вы», я теряюсь.

Вот я иду, а люди мне хлопают, видят во мне борца с режимом – я в себе это не уложила. Понимаю, что, наверное, многое сделала, совершила подвиг. Но мне не кажется, что я всё это заслужила.

Мне всегда казалось, что люди годами идут к этой роли, много работают, чтобы стать кандидатом в президенты. Но в моем случае все было так легко – как будто любой может попасть в бюллетень. Наверное, когда дойду до конца и стану президентом, вот тогда пойму, что я сделала это, совершила что-то великое – вы тоже поймите, не могу «якать», ведь это работа большой команды. Но если в итоге случится так, что тот мой поступок пойти вместо Сергея в ЦИК изменит судьбу целого народа, тогда я приму, что заслуживаю публичного признания, уважения.

KYKY: Вы говорите, что приходится говорить со сцены похожие вещи, что в целом сейчас ваши дни походят один на другой, но ведь это совсем не те эмоции, что вы испытывали ежедневно еще полгода назад.

С.Т.: Да, это встряска – наверное, я получаю кайф от нее. Возможно, если бы все это не было связано с опасностью, кайф был бы больше. Возможно, во мне сидят амбиции, о существовании которых я даже не подозревала. Конечно, как бы я ни хорохорилась, чувство опасности перекрывает все остальные ощущения. Вот вроде ты только что стоял, смеялся, а потом выныриваешь из-под колпака – и опять накрывает страх. Поэтому я стараюсь ловить все приятные моменты. (делает паузу) Но, наверное, мне все же всё это нравится.