Рецензировать книгу человека, к которому хорошо относишься, — большой грех. Между нами с писателем Женей Липковичем пока ни разу не пробегала черная кошка. Наверное, она пробежит сейчас, потому что я скажу про его первый законченный литературный продукт «Лето из переулка» то, что думаю. Первая фраза, которую я выписала из книги, чтобы сделать рецензию по просьбе автора, звучит следующим образом: «Дядя Вася зашевелился и, не открывая глаз, пробормотал непонятное «Ёптвоюбля».

Евгений Липкович, фото из ФБ

Евгений Липкович сначала прославился как блогер и литератор и только теперь выпустил пруф на бумаге. Вообще, написать книгу — это адский труд, достойный уважения хотя бы потому, что это жопочасы, которые ты отрываешь у сна, семьи, работы и друзей. И тут нужно понять, зачем ты это делаешь. Одни пишут, чтобы заработать денег. Другие — чтобы сказать нечто важное потомкам. Четвертые — чтобы взять в руки артефакт, вдохнуть его запах типографской краски и поставить на полочку рядом с Антоном Чеховым. Женя Липкович пишет по единственно правильной причине: он боится начать забывать. Забывать о том, как стоял «в коротеньких синих штанишках», сжимая «в руке тяжелый светлый камень», и что «через мгновение с другой стороны забора Сашка оказался с разбитой головой». Такие картинки у каждого в голове свои. Отсюда вопрос: почему мы должны рассматривать воспоминания Жени Липковича?

Перед нами Минск 60-х глазами мальчика «неудовлетворительной национальности». Он живет с бабушкой, которая постоянно готовит хворост. Их соседи колоритны. Вот усатая Белла, которая поит отца из ложечки лекарством, а вот малограмотная бабушка Тереза, которая просит детей читать ей чужие любовные письма. 

Вообще, чтобы воспринимать литературу Липковича, нужно приложить усилие — заинтересоваться нехитрым сторителлингом из жизни простых белорусских баб и их мужей-алкоголиков.  Но стоит войти раз в эту реку, как ты уже там плаваешь: вспоминаешь свое советское детство, тебя прошибает ностальгией, и становится жутко любопытно, чем все дело закончится. Я прочла книгу за одну ночь. Правда, тогда она была в совсем сыром виде, по-моему, даже без редактуры, а теперь «Лето из переулка» уже с обложкой, которую сделал художник Владимир Цеслер, продается в книгарне «Ў».

Где-то рядом ходит городская сумасшедшая Рыжая, которая потеряла ребенка, и с тех пор укачивает куклу — летом в переулке бывает довольно много боли. Нам жалко мальчика по фамилии Ковалев, у него пьет отец. Нам неловко узнать о том, что никто из маминых кавалеров не нравился соседской Татьке: ни водитель МАЗа Витя, ни солидный Иван Игнатьевич, ни Шамиль, ни Тарас Никифорович. Автор захвачен многообразием мира и не может остановиться: «Она не любила Арама, хоть у того были жгучие усы и он приносил зефир, а маме — цветы; Тимура за огромную синюю кепку; Зияда, потому что он был толстый, с колючими глазами; Тыну, которому приходилось повторять несколько раз, и неразговорчивого Валдаса; Николеску, которого знала только по фамилии, Зиневича, игриво ущипнувшего ее за попу, и она укусила его за руку до крови. Ей нравился мой папа, она специально прибегала к нам во двор здороваться, а когда его встречала на улице, обязательно спрашивала «Вы куда?»

Персонажи даны вскользь. Как будто Липкович очень хочет быть Чеховым, но ему терпения не хватает. Между историями звучат сводки новостей из радиоточки 60-х годов (Куба, Карибский кризис, социалистическая Болгария), которые давно исчезли, растворились во времени и мало кого волнуют в эпоху «крымнашей». Зато Липковичу очень хорошо удается воспроизводить в письменной речи трасянку, на которой, судя по книге, в Минске 60-х говорили все. Вот, например, прекрасное, разговор двух мальчиков:

'Каникулы', А. Дроздов

— Мой тата у лесе ваверку биу, — зло закричал Мишка, — з ружжа!
 — Не ври, — парировал я, — у вас дома даже телевизора нет!
 — Яму стрэльбу дали на праце, — ничуть не смутился Ковалёв, — ён ёй у вока засадзиу, — и для большей убедительности Мишка ткнул пальцем в левый глаз.

Вообще, детские воспоминания — забавная штука. Мужчина, который любит женщину, начинает ей рассказывать о своем детстве. Лучше там ее и оставить: среди соплей и сбитых коленок, потому что умиляться взрослому герою с кучей говна, которое он творит по жизни, гораздо сложнее. Кроме того, на детских воспоминаниях зарабатывает деньги целая армия психоаналитиков. То есть детство — это то, чем люди обмениваются, о чем вспоминают и где с удовольствием копаются.

Открывая Липоквича, читатель переносится вместе с ним в огороды и палисадники — так выходит белорусская версия «Амаркорд». Она легка и пронзительна, истории трогают и люди живые. Теперь главное: убедить себя найти время читать про собственное советское детство, потому что для того, чтобы в новом веке смотреть тот же «Амаркорд» Феллини, надо привязывать себя к стулу. Наверное, удовольствие того стоит. Читать «Лето из переулка» надо всем, кто просто боится начать забывать.

Это единственный дом, который остался из детства Евгения Липковича. «Он совсем рядом с „Ригой“, окружен высоким забором. Никто не открыл дверь, когда я сегодня туда позвонил, но выскочившая покурить из соседнего офиса женщина сказала, что жилой», — пишет Евгений в фейсбуке.