Серо-белый февраль за холодным окном освещает бумажный лист, чью безликую гладь скоблит сейчас торопливое жало золистого грифеля. Волнятся обрывки паутины вдоль жидких рам, настойчиво лезет за шиворот проницательный сквознячок, и стылая толщь облупленного подоконника холодит костяшки пишущих пальцев, пока колени контрастно горят у твёрдых радиаторных рёбер, окрашенных в армейский цвет. В эти минуты, напряжённо дрожа под серпянкой захватанного пальто, некогда бывшего бежевым, я желаю лишь одного – бесценного слияния с веществом, прочно включившимся в мой метаболизм, но надо дожидаться вечера, а скользкий и пасмурный день, как назло, затянулся над мокрым городом, хлюпая солёной грязью под колёсами проезжающих машин, отрывисто грохая тяжеловооружёнными дверями подъезда, пропахшего старыми окурками в табачной жиже кофейных банок – так, кажется, пахнет этот гнилой, выедающий коричневые язвы в снежном покрове туман.
***
Чтобы попробовать приобрести хотя бы Аналог, который также отпускается теперь по рецепту, но только за этим почему-то следят не столь строго, я решаю спуститься в аптеку у подножья дома. Благо у меня ещё имеются кое-какие деньги; не стану рассказывать, как они мне достались, – это слишком унизительно.
Нетвёрдо выбираюсь вниз, на скользкий тротуар. Отравленные лужи издают подо мной плотоядные звуки, сырость и беспокойство проницают всё ослабленное тело. Преодолев эти тридцать с чем-то взбудораженных шагов, я чуть ли не вбегаю внутрь; там, в чистоте, ряды аккуратных полочек, будоражащий запах лекарств и пожилая женщина-провизор типа «с вами всё ясно». Подскочив к ней, я выпаливаю, суетливо теребя обтруханный подборт пальто:
– День добрый, у вас есть К?!
И обмер, поняв, что сказал.
– К? – в холодных очках сверкнуло беспощадное «с вами всё ясно». – Есть. Сколько вам?
Я начинаю дрожать, как возбуждённый енот.
– Э-э… А сколько имеется в наличии?
– Да сколько угодно.
Нетерпеливо шмыгая носом, погрузив заледенелые пальцы во внутренний карман, я...
– При наличии рецепта, разумеется, – ударом топора обрушилось вдогонку.
Вот и всё. И тряпичная рука выпадает у меня из кармана.
Чтобы хоть как-то спасти положение, я принимаюсь спонтанно, с нездоровым оживлением говорить:
– И это совершенно очевидно, мой вопрос – простое проявление гражданского любопытства: насколько быстро претворяются в жизнь те или иные постановления; мне, в сущности, нужен Аналог, всего лишь Аналог, то есть даже и не он, что, в общем-то, не совсем так, но ведь это совершенно не важно! Не важно ведь, а? Ну так он у вас есть или нет? Есть?!
Аптекарша пугающе молчала, настороженно следя за лихорадочными движениями моих вибрирующих рук. И вдруг я заметил, как её рука проделала какое-то короткое движение под крышкой белого прилавка. Кажется, доигрались. Теперь хорошо, если я выйду отсюда хотя бы без сопровождения, не то что с какими-то таблетками. Какое всё-таки идиотство, и о чём я мог думать, почему не дождался...
И тут до меня доходит, что всё время пока я говорил, кто-то уже находился в аптеке, и этот кто-то беззвучно стоит сейчас у меня за спиной. Переглотнув, я нервно оборачиваюсь...
Внутри по-прежнему пусто и чисто, и лишь мои громоздкие ботинки источают талую грязь на вымытый голубоватый кафель.
– Аналог, кажется, оставался. Сейчас посмотрю, обождите, – произносит, наконец, провизор, удаляясь в подсобку (и захватив между прочим пару каких-то коробочек, близковато стоявших ко мне).
Дверь остаётся за ней приоткрытой, шум крови в ушах утихает, и становится слышен извнутренний треск приглушённого радио или, быть может, переносного телевизора. И вместе с тем мне снова делается дурно. Чтобы не грохнуться на пол, я опрокидываюсь на стойку, стиснув зубы от подступающей тошноты.
«...Агентством по борьбе с пьяным плевком подзаборного района дополнен перечень «Кочубей – Зеленокумск»; уже сожгли тысячи кустов и ещё усилят борьбу с бессмысленным храпом готовил в своем доме «дурманящее зелье» на основе пыли и клещей настенного ковра мужчин с пристрастием застали за пакетом запрещённых благ солярного Махно, отбывающего характерность прекрасных сторон за изъятие граждан в коридорах общежитий обнаружена смерть после праздника (метадон?!); воронежская бабушка насадила шокирующий ролик о животрепещуще открытой, как «я думал, что смогу бросить в любой момент», проблеме предполагаемого распространителя, перекрытого крупным каналом поставки в мозолистом росте ударной рождаемости (по нормам смегматического рахита от иосимнадцатого брежня хоругвекривичи победного года); ради интереса решил понюхать наглыми пальцами честные гланды совместно с оперативниками щекотать город без нар и котиков: «Ой, на самом деле я прям как бы сперва так жестоко насилуют вообще большую картошку, вся такая, в ванне короче как бы всё нормальненько так запрещать, запрещать, запрещать…» Всем посёлком поймали женщину, пытавшуюся провезти в буханке хлеба благополучные подбородки собственного приготовления, засаленную клавиатуру и несанкционированный блеск авторитетных лысин; утечка мозговой жидкости в особо крупном размере похожа на насморк, или ещё на пельмени в холодном бульоне, рубая шашкой мальчиков, доставлявших друг другу по первое число в погребальных электричках подготовлен приказ о пересмотре результатов выборов нового Господа; все дружно аплодировали советские путаны, голые на фото, с откровенными видеозаписями в любое время дня и ночи готовы к выезду по месту Вашего ордена, медали и патроны купить недорого, задавленный маршруткой школьницы с задержкой православного созревания во множестве внебрачных комментариев доказано, что большинство неказистых детей, родившихся с серой, морщинистой кожей и мелочным взглядом регионального оборота впоследствии идут по линии УВД на Московском метрополитене; во время массовых квартирных обысков была задержана живущая на антресолях пенсионерка, содержавшая подпольную демографическую яму (участники боевых действий на выезд, все виды интим досуга, анкеты лучших оперов на выезд);
попытку выкупить отца спрятали в редьке тонких стен с податливым содержимым нежно безвольных граждан – родители в шоке – служебная проверка воздействует на сознание сопоставимо с синдромом передозировки сотрудниками силовых ведомств; после всеобщей конференции доброжелатель Лубков, пожелавший остаться неизвестным, сообщил, что помойно-серый цвет зимней полицейской формы скоро в законном порядке заменит все прочие; министр Утренних дел прокомментировал перенасыщенность тюремного населения проказливо-лукавым неприличным жестом; с целью дальнейшего сбыта собака нашла четыре с половиной килограмма способов диспансеризации одурманивающих общество продуктов распространения экстренного запрета; на имущество наложен арест ужесточения санкций по признаку поражённых некрозом кожных покровов местного жителя в особо крупном размере сажать с торговцами смертью по факту незаконного обладания костными тканями; причастная к делу двадцатидвухлетняя девушка оказалась немедленно приведена в возбу́жденное состояние беспрецедентного суда над мёртвым мясником-узбекистанцем, который преднамеренно осуществлял целый комплекс мероприятий по разжиганию повесток в составе национальной организованной группировки с органической ответственностью, использующей зарегистрированный товарный лозунг 'Власть, бизнес, общество – все против наркомании'; не без улыбки был изъят из оборота молодой человек, привлечённый по статье «Покушение на организацию торговли угадайте чем?», попытавшийся дать взятку следователю (сюрпри-из! юмористический шквал концертного хохота)... Проводится усиление борьбы с наркоманией среди молодежи, активно раздаются брошюрки с молитвами от перхоти и онанизма; выслежен и пойман в одном из карманов ах ты негодник, подставляй добровольный палец; развитие наркотической личности на фоне массовых погромов... перевернули ларёк... оградите наших детей от гетерогенности пространства! Создайте мотивацию к здоровому образу досмотра! «Я думаю, травмы... Их надо калечить», – высказался по этому поводу анонимный участник фонда реабилитации, ресоциализации высококачественного досуга и развития социальной инфраструктуры антинаркотической медиасреды при торговом доме русской православной церкви; более тонны человек задержано по подозрению в злоупотреблении синтетических масштабов, идеологической бесхребетности и нецелевом использовании анкет Минздрава...»
– Молодой человек!
Ну вот опять эти «правоохранительные» интонации! Ну почему нельзя сказать по-человечески, без угрозы, без стали в голосе? В конечном счёте, мой выдуманный криминальный статус утомляет меня не меньше, чем сама болезнь.
– Молодой человек!
Сейчас развернёт. Сейчас.
– Осталась последняя упаковка. Чифиристо хвастать лубрей. Берёте?
Я сразу преобразился.
– Да-да, конечно, это ничего, что последняя упаковка, хорошо, замечательно, да, всего доб… ах, сдача, хи-хи; от этой учёбы прямо-таки голова идёт кругом – знаете, зачёты, отработки по физкультуре, практика на предприятии, ай, ступенька, ну, всего хорошего вам, до свидания…
Выскочив из аптеки, заторопился обратно в подъезд, забрызгивая грязью себе спину.
Через минуту я буду сутуло давиться, на сухую, этими пилюлями, не разбирая их количества и просыпая их на пол, плача, буду давиться, пускать синими губами горькую пену и проклинать всех святых, вздрагивая от каждого жилого шороха... А ещё через полчаса мне, в конце концов, полегчает.