После 1945 года еще были конфликты. И хотя беларусов Чечня и Афганистан коснулась не столь масштабно, дело ведь не в количестве убитых, а в самом факте: искалеченные и потерянные люди возвращаются с этих войн, чтобы пытаться примерить на себя обычную жизнь, вписаться в будничные декорации и навсегда вычеркнуть из памяти то, что было там. И в этот момент понимаешь, что война всегда чужая, война – только того, кто воевал.
«Он воевал в Афганистане, ты с ним аккуратней, не спорь и долго в глаза не смотри», – однажды предупредили меня по поводу человека, который оказался в компании взрослых людей. Я тогда была юная девочка. Дедушка тоже воевал, однако его воспринимали иначе. Им не пугали и не запрещали задавать дурацкие вопросы. Две разные войны, два разных героя?
Я набираю номер бабушки моего мужа. Ей 96. Она была там. Но сколько мы с ней ни общались, пересекаясь на семейных торжествах, о войне вспомнила только один раз. Случилось так, что я вспылила. Разошлась в своем недовольстве, не смогла сдержать эмоций. Смотрела на меня Валентина Ивановна, смотрела, а потом отвела в сторону и сказала: «В жизни нужно уметь сдерживаться. Жизнь, знаешь, какая долгая и сложная, и если вот так бурно на все реагировать, что с тобой будет? Я помню один случай.
Во время войны мне нужно было перевести отряд десантников через железнодорожные пути, они шли в город. Кругом – немецкие посты. Мы тихо идем, и вдруг один из немцев нас заметил и вскинул автомат. Собрался стрелять. Моя задача была сделать все, чтобы группа прошла. И я начала отвлекать от отряда внимание. Дурочку разыграла. Сумасшедшую алкоголичку. Тут как раз другой немец навстречу с ведром воды шел. Я к ведру кинулась как шальная, кричу: «Шнапс, шнапс», руками машу, улыбаюсь глупо. Немцы на меня внимание переключили, захохотали. А я краем глаза смотрю, как мои на ту стороны железной дороги уже перешли и скрылись из виду. Я дурака еще поваляла и пошла себе обратно. Понимаешь, надо всегда сдержанней быть. Несдержанность эмоций может тебя в жизни подвести. А выдержка – спасти».
Эта история врезалась в память на всю жизнь. Стало стыдно.
Я дозваниваюсь. Спрашиваю Валентину Ивановну о войне. О празднике, о Дне Победы. Просит меня: «Не пиши обо мне. Не герой я. Войну видела эпизодически. Я к войне только прислонилась. Выполнила несколько заданий. Выводила людей, помогала перевезти оружие. Есть люди, которые прошли войну: каждый день в боях, в окопах, которые видели смерть каждый день. Я так, эпизодами».
История Валентины Ивановны
«В 1942 году мне мой товарищ сказал, что нужно устроиться на работу. Партизанам во всех немецких учреждениях нужны были свои люди. Я пошла в городскую управу. Начальник вышел и сказал, что им нужна машинистка. Фамилия у него было немецкая, а имя и отчество – русские. Кем был, кто? Не знаю. На русском и немецком говорил отлично. Я научилась печатать и стала работать. Всего нас было четверо – тех, кто печатал на машинках. Печатали немецкие указы, приказы, распоряжения. По пятьдесят экземпляров в день. Ну, я и делала. А один из экземпляров – себе в карман. Когда в город прибывала новая немецкая воинская часть, я записывала число солдат, и где расквартировались. Раз или два в неделю приходила связная, а я передавала ей документы и все сведения. Делала всё, что могла… А в 43 году меня срочно отозвали и сказали уходить в партизанскую зону».
Она замолкает. Я пытаюсь ее спросить о страхе. Вопросы кажутся глупыми, неуместными, пошлыми какими-то. Валентина Ивановна начинает говорить:
«Мы вернулись отрядом в деревню (выезжали оттуда ненадолго), а там прошел бой. Из бронированных самоходок, которые снабжены были крупнокалиберными пулеметами и огнеметами, было расстреляно около сорока только что мобилизованных солдат. Поле убитых людей. Вспоминаются слова из «Слова о полку Игореве»: «О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми телами…» Огонь сжег всё. Ни золы, ни сажи. Лежит солдат. Голова цела и только синяк на левой щеке. И ноги целы. А все остальное сгорело. И только от подбородка цепочка беленьких отполированных костей. Не надо об этом говорить. Но забыть – нет, нельзя…»
Я спрашиваю о 9 мая. Признается, что ждет этот день. Что даже сейчас, вот он скоро настанет. Столько воспоминаний, что другой раз и ночью не спит. «В этот день мы всегда собирались с боевыми товарищами, на работе, дома. Говорили: «Слава богу, мы живы, война давно закончилась». Вот и весь наш праздник. Парад… По телевизору всегда смотрю. Люди приходят туда. Это трогает, щиплет за сердце очень. Побывать на параде? А как? Ноги не держат, я не выдержу. Было бы хорошо, чтобы ветеранов, тех, кто остался в живых, собрали вместе, чтобы мы могли поделиться друг с другом этой радостью. Провезти ветеранов на машине. Мы же еще живы… Но своими ногами прийти и пройти парад не могу.
Да и документы мои, что я воевала, украли… В 1979 году, когда обменивались партизанские справки на стандартные удостоверения, я сдала свои документы в райисполком. Там была справка от командира десантной группы, фотография, заявление. Пришла через месяц. А мне девочка какая-то ответила, что не знает меня, и документов моих не принимала. Сколько ни спрашивала, к кому ни ходила – все только разводили руками. Я, получается, потеряла право называться участницей войны, потому что справки у меня нет. Чтобы восстановить документы, нужно было ехать в Москву, искать в архиве, но у меня было плохо со здоровьем, и я не рискнула. Плюнула и не стала об этом больше думать. Решила так: самая дорогая награда – это то, что я осталась жива.
Помню, один мой ученик сказал на уроке, мол, зачем говорить о войне. Подумаешь, героизм, война – сказки! И ты спрашиваешь тогда его о близких, что воевали. Дедушки, бабушки? Молчит.
И говоришь ему тогда: «Если бы ты войну увидел, все эти ужасы, я боюсь, что твои штанишки были бы мокрые. Ученики смеялись, а он глаза потупил».
Таких, слава богу, были единицы. Нельзя забывать этот день. Понимаешь, нельзя».
На прощание: «О войне тяжело говорить. Это все мои воспоминания, переживания. Не надо обо мне. Если бы что-то глобальное сделала, а я так – эпизодическое участие. И документов нет. Кто-то прочтет и скажет: «Да кто она такая…»
Странно, что 9 мая превратился в день пропаганды действующей власти, которая предписывает себе прошлые заслуги. А ведь оставшиеся ветераны так и не выйдут из своих домов на Парад Победы. Потому что не они смогут пройти ногами по проспекту, а личные автомобили для них никто не организует. Раньше прибегали пионеры с гвоздичками и открытками. Сейчас – лишь телевизор напоминает о празднике.
