Что же касается зрителя и его коммуникации с произведением искусства в жанре contemporary art, то, среагировав на него, зритель, по идее, должен или вступить с ним в интимный акт, в результате которого в сознании должны родиться вызванные им смыслы, или получить от него изрядную встряску, в результате которой произойдет всплеск возмущения, срыв пелены с праздных глаз и стык с пришедшей извне неудобоваримой идеей.
Так вот что касается Минска, то вся проблема местного дискурса в том, что появляющиеся здесь арт-работы часто не в состоянии возбудить зрителя ни на одну из этих реакций, ввиду того, что не предлагают сколь-либо развернутых панорам воображения и идут в тотальном разрыве с местными реалиями, редкий раз давая узреть в себе нечто, что впивается в настоящий контекст, выражает уместные в данной точке времени-пространства настроения или присущий эпохе цайтгайст. И в целом представляют собой вяло вибрирующий между полюсами и невнятно интонирующий лепет.
В качестве мяса, которое мы можем в данном случае для наглядного примера разделать, можно взять одну из последних выставок – выставку в галерее «Ў» (к слову, единственной галерее современного искусства в городе) под смутным названием «Она не может сказать небо» и сопоставить заявленный в пресс-релизе месседж проекта с мерой его реализации в выставочном пространстве.
Пресс-релиз данной выставки предлагает воспринимать искусство в качестве «сублимации» и «эмпирической формы познания», а также «средства противостояния зримой агрессии». Фактическим поводом ко всему этому набору служит «сложная политическая ситуация, напоминающая условия вражеской оккупации, когда все общечеловеческие права оказываются под угрозой, в шатком состоянии». Мы видим, как из такой интерпретации влажной змейкой выползает тема партизанства, которая наряду с темой деревни давно закостенела в культуре страны (к слову, единственный печатный арт-журнал, издаваемый известным художником Артуром Клиновым, называется pARTisan).
Ну и далее пресс-релиз предлагает художнику себе зарабатывать на свэг посредством иронии, критики и полного игнорирования ситуации. Ну и, имея ввиду представление искусства в качестве «средства противостояния зримой агрессии», не исключает возможность протеста и резкого выпада художника в сторону реальности (что, собственно, и вбирает в себя онтологическая функция партизана). Прекрасной реализацией первых двух пунктов, которые могли бы заставить сознание зрителя сэрегировать на них, мы могли бы предположить в галерее в качестве инсталляции или, на худой конец, картины, секстет мастурбирующих на красно-зеленый портрет вождя доярок с названием типа «Хутор-фюрер», или синхронизированный с календарем курс валюты с названием в духе «Day by day».
На практике же ничего, что могло бы выступить в качестве явной иронии, протеста и критики, мы в выставочном пространстве не видим, имея возможность лишь наблюдать, как из всех возможных вариантов наш андрогин, пожалуй, выбирает только третий: полное игнорирование ситуации, беспомощное укрытие в просыревшей землянке и клетке тусклых миров. И ничуть не пытается впиться в сознание зрителя или как-то заигрывать с ним, а лишь посредством прилагаемой к работам пояснительной записки предлагает уточнить, чем могут быть для художника упрятанный в стеклянную рамку с искусственными цветами паспорт, затянутый клеенкой автопортрет с зеркалами вместо глаз или сложенные в ряд балки. То есть вместо реальной и увлекательной мастурбации предлагает нам ментальную. Того же андрогина. Причем изолированного в собственной самонедостаточности, ибо намеренный эскапизм арт-среды Минска не настолько фееричен, чтобы претендовать на гермафродитную изоляцию в самодостаточности: наши художники пока весьма далеки от того, чтобы вставлять себе и ловить при этом кайф. В немалой мере потому, что половые органы еще весьма неразвиты, что, само собой, напрочь исключает из искусства перспективу секса. А его от искусства – ах, как хочется.
фото: http://ygallery.by/